Граждане, пишите позитив, я вас умоляю

Граждане, пишите позитив, я вас умоляю - выходные, как-никак)))

Оно, конечно, ежели, хотя однако все-таки, не потому что, скажем так, дескать, например... А вот коснись чего-нибудь - и вот тебе пожалуйста.

Погода херовая. единственный в ней позитив, - что она ОЧЕНЬ херовая!!!!

Бархспин, - вот специально для тебя лингвистический позитив. Седня моя милая по телефону обсуждала со знакомой одного мужика, который задолбал всех своими выходками. По-казахски. А слово типа негодяй звучит примерно так: Жек сурун. А я краем уха слушал и прибалдел, - ну, говрю. "Джек срун" про него это еще слишком мягко сказано! Она сначала не вьехала. потом поняла и ржала полчаса! Теперь ходит и кота так называет.

Лиськa

кеско, ты меня так рассмешил - спасибо!
Глухой телефон у вас получился) А

кеско

да...
казахский язык он такой
то на сигаретах "туды зады", то "джек сурун"-ы всякии....

Бася

позитива как-то не оч.
у нас сегодня раб.день.
и вых тока 1 будет :(

Slim_Joy

Муж с утра "издевался",анекдот рассказал:

Три стадии еврейской жены:

1. Больна...
2. Очень больна...
3. Вдова...

Бархатная спинка

Бархатная спинка, вот тебе исчо лингвистический позитив,-
Есть у казахов поговорка, русскими буквами это будет так:
окан сагын сугаде
Тока к, - горловой звук, Г - фирикативная, на хохляцкую похожа, а О и Е как-то странно. между У и Э звучат. Но главное, - смысл!!!
ЧЕМ НИЖЕ НАГИБАЕШЬСЯ, - ТЕМ ГЛУБЖЕ ЗАСОВЫВАЮТ!!!!
Прямо как девиз для пассивно плывущих по жизни можно использовать....

Маньикальный позитифф...

Посадили хомячка в клеточку,
В ней подушечка и опилочки,
Только нет у хомячка девочки,
Но есть кормушечка и поилочка.
Очень грустно хомячку жить без подружечкии,
Очень грустно хомячку да без милочки
И не радует его ни подушечка,
Ни кормушечка, ни поилочка.
Подарили хомячочку подружечку,
Очень беленькую и пушистенькую.
А подружечка изгрызла подушечку
И закакала поилочку чистенькую.
Стало жалко хомячку той подушечки,
А особенно-то жалко поилочки,
Темной ноченькой загрыз он подружечку,
Закопал пушистый трупик в опилочки.
А наутро загрустил-запечалился,
По своей пушистой беленькой деточке,
Он кормушечку сломал от отчаянья
И повесился на прутике клеточки.
Жаль его и жаль хомячку-блондиночку,
Вышла сказочка плохая-противная...
А хомяк - он тупая скотиночка,
Да к тому же еще агрессивная.

GEKATAA, - Я плачу....
... Ромео рядом просто не валялса.....

...меня терзают смутные сомнения...

После испускания вопля души, БеСя пошла заливать печаль от несовершенство мира по старой, доброй русской традиции.

крыска Тада завтра несовершенство мира исчо более усугубится.... надо будет бархспина спасать.... Буду срочно искать текст с положительными эмоциями....

кеско

Fata Morgana
GEKATAA
кеско
Спасибо, рассмешили классно, и всё такое разное! Хомяки вообще улёт)))

крыска

кеско
Я уже исцелилась, но текст всё равно буду читать, для профилактики)

Fata Morgana
Спасибо))) Но я ведь никуда не уходила, только в реал заскочила для подзаправки!

Выходные хоть и прошли, но вот вам еще ржачный текстег

Ассоциации

Ассоциации – вещь странная и порой пиздец какая интересная.
У меня, к примеру, иногда такие ассоциации с чем-то возникают – я сама потом с себя охуеваю.
На днях, заглянув дома в свой рефрижератор, я с прискорбием обнаружила там хуй. В том смысле, что из продуктов питания там имелся только суповой набор в виде верёвочки от сардельки, и лошадиного копыта, для собачушки. А скоро мужыг мой с работы придти был должен. И вполне вероятно,он дал бы мне пизды за отсутствия ужына. В общем, вариантов мало: или пиздюли, или в магазин.
Я выбрала второй вариант. Нарядилась, бровушки подмазала, и попёрлась в супермаркет.
Купила я там пищи разнообразной, гандонов на всякий пожарный, и уже домой почти собралась, но тут стопиццот тысяч чертей меня дёрнули завернуть в магазинчег с разной, блять, бижутерией. Очень я люблю всяческие стекляшки разноцветные. Причём, не носить даже, а просто покупать.

Дома уже ящик целый всяких бусиков, хуюсиков, браслетиков, заколочек и прочего щастья туземцев набрался. Бывает, раскрылачусь я возле своего ящика с бохатством, как Кащей, и сижу себе, над златом чахну. Закопаюсь в нево по локоть, и ковыряюсь, ковыряюсь, ковыряюсь… Иногда почти до оргазма. И все домашние мои уже знают: если Лида в ванной закрылась, стонет там громко и гремит чем-то – значит, мыццо и гадить надо ходить к соседям. Это надолго.
Но вернёмся к ассоцыациям.
Я такая, колбасой и томатами нагруженная, с гандонами подмышкой, заворачиваю в этот магазин, где сразу начинаю рыцца в бохатсве, и стонать. В магазине этом меня давно знают, и уже почти не бояцца. Естественно, нарыла я там себе серёжку в пупог. В виде бабочки-мутанта, с серебристой соплёй, торчащей из жопы. Красивая штописдец. Особенно сопля эта, из стразиков самоцветных. Застонала я пуще прежнего, купила мутанта незамедлительно, и домой поскакала, в спирте её полоскать, и примеривать к своему пупку.
И только я эту бабочку в себя воткнула – в башке сразу ассоциацыи ка-а-ак попёрли!

Дело было лет восемь-девять назад. Молодая я была, тупая до икоты, и к авантюрам склонная. И подрушка у меня была, Наташка. Ну так, подрушка-не подрушка, в школе когда-то вместе учились. А работала Наташка тогда в каком-то пидрестическом модельном агенстве, администратором. Одна тёлка во всём штате. Остальные – пидоры непонятные. Как её туда занесло – не знаю. По блату, вестимо. Я, например, в то время отрабатывала практику в детской театральной студии, сценарии сочиняла, спиктакли ставила. Всё лучше, чем с гомосексуалистами якшаться, я щитаю. И как-то припёрлась я к Наташке на работу. То ли отдать ей чота надо было, то ли забрать – уже не помню, не суть.
И вот сидим мы с ней, кофе пьём, над секс-меньшинствами смеёмся-потешаемся, анекдоты про Бориса Моисеева рассказываем. В общем, две такие ниибаццо остроумные Елены Степаненки.
Вдрук дверь открываецца, и в кабинет к Наташке заходит натуральный мальчик-гей.
- Хай, Натали, - говорит педик, и лыбицца. И в зубах передних у нево брульянты лучики пускают, - Арнольдик у себя?
- Чо я тебе, секретарша штоли? – Огрызаецца Наташка, и злобно на брульянты смотрит. – Не знаю я. Сам иди смотри.
- Экая ты гадкая, Натали. – Огорчилась геятина, и ушла, дверью хлопнув.
- Это кто такой? – Спрашиваю. – И чо у него в зубах застряло такое красивое?
- Это Костик, модель наша бывшая. – Наташка поморщилась. Щас нашол себе алигарха какова-то, и тот его в тухлый блютуз шпилит. За бабло. А чо там у нево во рту… Так это, наверное, Костик так своё рабочее место украшает. Фубля.
- Фубля. – Согласилась.
Тут дверь снова открываецца, и снова к нам Костик заходит.
- А что, девчонки, - сверкнул яхонтами любовник алигарха, - может, выпьем? Арнольдика нету всё равно, и до конца рабочего дня полчаса всего осталось. Так выпьем же!
- Чо такое Арнольдик? – Пихаю в бок Наташку. – Главный гей в вашем рассаднике Пенкиных?
- Типа того. Директор наш. Судя по всему, один из Костиных брюликов – его подарочек. Везёт пидорасам.
- Жуть какая. Просто вертеп разврата. Как ты тут работаешь?
- Охуительно работаю, между прочим. Тебе такое бабло в твоём кукольном театре и не снилось.
Тут я чота набычилась. Не люблю я, когда мне баблом тычут в рожу. Я зато культуру в массы несу, хоть и бесплатно. И с пидорасами не целуюсь. Ну и отвечаю Костику:
- А отчего ж не выпить-то? Плесни-ка мне, красавчик, конинки француской, и мандаринки на закусь не пожалей.
Наташка на меня так злобно позырила, но ничо не сказала.
Короче, чо тут рассказывать: упились мы с Костей-педиком в сракотень. Уж и Наташка домой ушла, со мной не попрощавшись, и на часах почти десять вечера, а мы всё сидим, третью бутылку допиваем и цитрусы жрём.
- А вот зацени, - говорит Костик, и майку с себя снимает, - нравицца?
Смотрю: а у него в пупке серёжка висит, и на сиськах серёжки висят, и в носу что-то сверкает, и в ушах злато болтаецца.
- Заебись, Константин, - говорю, - а ты где такую хуйню себе подмутил?
- Сам проколол. И пупок, и соски, и нос. И язык ещо. Хочешь, я тебе тоже чонить проколю?
А я уже сильно нетрезвая сижу, и эта идея меня вдруг сильно впечатлила:
- Хочу, - отвечаю, - пупок проколоть хочу. Немедленно. И штоп серьга там висела красивая, как у цыган.
И раздеваюсь уже. Хули педиков стесняцца? А Костик из своей бапской сумочки уже инструменты аццкие вынимает: тампон, зажым, иглы какие-то… Я чуть не протрезвела.
- Нучо? – Подходит ко мне со всей этой трихомудией. – Ложысь.
Я уже перебздела к тому моменту, но зассать перед педиком, это, знаете ли, самый позорный позор на свете, я так щитаю. Поэтому тихо ссусь от страха, но ложусь на диван кожаный, глаза закрываю, и почему-то начинаю представлять сколько народу на этом диване анальную девственность потеряло. Затошнило ужасно, и в этот момент мне Костя сделал очень больно в области пупка, а я заорала:
- Костик, блять! Отъебись, я не хочу больше серег цыганских! Больно же!
А Костик уже свои садо-инструменты обратно в сумочку убирает:
- Поздно, прокомпостировано.
Я с дивана приподнялась, смотрю: а у меня уже в пупке серёжка висит кросивая, золотая, и главное, нахаляву. Я заткнулась сразу, и давай перед зеркалом вертецца, пузом трясти, новым приобретением любовацца. И тут меня посетила идея:
- Костик, - говорю, - а давай ты мне сиську тоже проколешь, а? Давай прям щас, а то передумаю.
И лифчик снимаю. Педик же, чо стесняцца?
А педик вдруг занервничал, покраснел, отвернулся, и протрезвел.
- Не, - отвечает, - не буду я тебе сиську прокалывать. А ты оденься уже, нехуй меня смущать. Я, между прочим, бисексуал.
Еба-а-ать как интересно!
Я быстро лифчик свой поролоновый на место косо присобачила, и к Костику поближе подобралась:
- Тоисть ты и с дядьками и с тётьками штоле?
- Типа да. – Смущаецца такой, и коньяк вдрук пить начинает прям из горла.
- Проблюёшся, Костя. Ты, давай, с темы не съезжай. А тебе с кем больше ебацца нравицца? Тока честно.
Чота меня вдрук такой кураж захватил, и нездоровая как триппер жажда познаний в области педерастии.
- Пошла в жопу. – Грубит Костик, и продолжает пить. – Не скажу.
Тут весь выпитый мной алкоголь резко подействовал на мой маленький мозг, и я вдруг говорю:
- Не хочеш рассказывать – щас сама проверю.
И быстро снимаю с себя всё барахло. Только серёжку в пупке оставила, штоп не проебать халявную драгоценность. Вот с чего мне стало так интересно – совращу я полупидора или нет – не знаю. Конина, наверна, палёная была.
Костик коньяком давицца, но зырит, и пятнами пошол. А я разошлась, по дивану скачу кенгурой, вокруг Костика пляски народов севера устраиваю, соблазняю как умею.
Ну и допрыгалась, ясен пень.
Мальчик-гей кинул в угол пустую бутылку, схватил меня холодными лапками, и алчно повалил на диван, пыхтя мне в ухо:
- Ты любишь тантрический секс?
- Если это не в жопу, то люблю. – Отвечаю честно.
- Точно? – Кряхтит, а я чувствую, как он втихаря хуй дрочит где-то за моей левой коленкой.
- Точно-точно. Ну, давай уже, хорош дрочить-то, бисексуал, бля.
Ну, он и дал…

Через два часа я уже обзавелась опрелостями на жопе (подозреваю, што диванчег-то был из кожзама), а через три - мозолями вдоль позвоночника. И перестала ощущать свои гениталии. Анекдот сразу вспомнился: «Ты меня ебёш, или кастрюлю чистиш?»
Хриплю на выдохе:
- Ты когда кончишь-то, зараза?
- Ещё не скоро. Это тантра. Наслаждайся.
И чо я, дура, не спросила сразу чо такое тантра? Это ж хуже чем в жопу…
- Ёбнулся ты штоле? Какая нахуй тантра?! Я щас сдохну уже!
- Устала? Тогда переворачивайся. И наслаждайся.
Да вот хуй тебе, Костя. Я и перевернуться уже не могу. И вообще ничего не могу. Только хриплю как профессор Лебединский. И, само собой, насладилась уже лет на тридцать вперёд.
Вот скажыте мне: нахуя мне всё это нужно было? А? Хуй на. Я тоже не знаю. Но точно знаю, что это порево и жорево надо прекращать. А то у меня мозоли будут не только на спине.
- Я не могу перевернуцца, Костя. Штоп тебя пидоры казнили... Я наслаждаюсь. А давай ты ваще кончать не будеш, а я домой поеду?
С виду-то он худой вроде, а весит как мой шкаф. Я это точно знаю, этот шкаф на меня один раз упал. Поэтому с Костей надо по-доброму. А то щас нагрублю – он до послезавтра с меня не слезет, и я умру позорной смертью. Под педиком. Меня родители из морга забирать откажуцца, стопудово. Стало очень обидно и страшно.
- Нет, я должен кончить! – Пыхтит Костик, и подозрительно шарит рукой где-то в раёне своей жопы. – Помоги мне.
«Памахи-и-и мне, памахи-и-и мне, в светлохлазую ночь пазави-и-и», блять! Апять ассоцыации.
- Чем тебе помочь, Костенька-сука? – Пищю на последнем издыхании.
- Поиграй пальчиком у меня в попке. А когда я тебе скажу «Давай!» - засунь мне туда ЧЕТЫРЕ пальчика. Тогда я кончу, а ты пойдёш домой.
Тут меня перекосоёбило штопиздец. Не, я ж понимаю, что сама виновата, дура. Нехуй было с пидором хань жрать, и сиськами своими ево смешыть. Но сувать ЧЕТЫРЕ пальца в чью-то жопу… Я лучше сдохну. Да я, если уж прямо, в любом случае сдохну. Только в варианте с пальчиками ещо сойду с ума, и закончу жызнь, сидя на горшке, с демоническим хохотом пожырая папины кактусы.
Надо было спасать свою гениталию и жызнь заодно, и действовать нужно было хитро. А у меня, если чо, с хитростью и логикой дефицыт. Это у меня наследственное, от мамы.
- Ну давай, поиграю.. – Говорю, а сама уже зажмурилась. – Можно уже сувать палец-то?
- Суй! Суй, Арнольдик! – Кричит Костик, и хрипеть тоже начинает.
Вот же ж пидор… Я, конечно, знаю, што иногда мужыки, лёжа на мне, совершенно другую бабу представляют, штоп кончить худо-бедно, но вот штоп они другого мужика при этом представляли – это какая-то блевотина. И, естественно, я, как обычно, в её эпицентре.
- Сую, Костя! – Ору, и вонзаю в Костиковы булки все свои десять трёхсантиметровых когтей. – Вот тебе, скотина зловредная!
И давай драть его жопу. Пару раз, каюсь, пальцем в очко ему попала. Чуть сознание не потеряла. Но жызнь дороже. Ору, царапаюсь, ногами слабо шевелю, за жызнь свою никчемную цепляюсь.
- Бля-я-я-я-я!!! – Орёт Костик
- Вот тебе, пидор, клочки по закоулочкам!!!! – Тоже ору.
- Сильнее, сильнее!!! – Зачем-то вопит.
- На! На! Подавись!!! – Хуячу его когтями как Балу бандерлогов. Изрядные куски жопы ошмётками в стороны разлетаюцца.
- Кончаю-ю-ю-ю-ю!!! – Вдруг взвыл Костик, и затих.
Причём затих надолго. Я, пользуясь этим, начинаю из-под него выкарабкивацца, что получаецца с трудом. Ноги атрофировались к хуям. Ползу по полу как Мересьев. Доползаю до своих шмоток, и начинаю одевацца. Причём, всё это на чистом жывотном страхе. Ног не чую, но каким-то чудом на них встала. И похуй, что они теперь колесом. Кстати, до сих пор такими и остались. Хватаю сумку, подкатываю на своём колесе к двери, и тут с дивана раздаёцца:
- Спасибо тебе… Позвони мне завтра, а?
Я охуела, если честно. Я ему всю жопу на заплатки изодрала, а он мне спасибо говорит. Мало, что пидор, так ещё и со странностями половыми. Находка для Фрейда.
- Угу. – Говорю. – Позвоню. Обязательно.
- Врёшь ты всё, все вы такие… - Хнычет Костик. – Не позвонишь ты мне, мерзавка такая!
- Не ссы, прям завтра и позвоню. Спасибо, блять, за тантру.
И съебалась.
Помню ещё, что таксист, который вёз меня домой, всю дорогу косился на мои окровавленные руки и кровавое пятно на футболке, в области пупка. Полюбому рожу мою запоминал. Бля буду, он потом наверняка неделю смотрел «Дорожный Патруль», и ждал, когда там скажут: «Разыскиваецца молодая баба, которая голыми руками убила гомосексуалиста. Приметы: блондинка, вся в кровище. Вознаграждение за помощь в её поимке – миллион долларов евро США»
Костика я с тех пор никогда не видела. И не жалею об этом. И девять лет о нём не вспоминала до вчерашнего дня.
Пока не купила эту бабочку-мутанта с длинной серебристой соплёй из стразов, отдалённо похожых на брульянты в Костиных зубах.
И эта дырка в пупке…
Как я ненавижу эту свою дырку. В пупке.
И того, кто мне её проковырял.
Зато я совратила педика. Слабое, но всё-таки, утешение. Знать, сильна я в искусстве соблазнения-то, Господи прости.
А ассоциации, что не говори, вещь странная. И, блять, интересная.
С этим не поспоришь.